Слово «партизан» в фильме употребляется исключительно в значении «тот, кто был красным партизаном в Гражданскую войну», что не соответствует более современному употреблению термина.

И закололся иностранец!..

«Аэроград» - фильм не для всех. Фильм на любителя. На гурмана.

Ещё до того, как начнётся действие, на экране вспыхнут титры, по содержанию более похожие на театральную программку. Титры предупреждают, что в фильме будут действовать пограничники, лётчики, комсомольцы, староверы, самураи, кулаки и даже один предатель Родины.

Пёстрый состав, не правда ли?

Затем мы увидим кадры Дальнего Востока, перемежаемые картинами аэропланов, взрывающих пропеллерами облака.

И только потом на сцене появятся враги - они несут динамит. Появляются титры: «Сейчас мы их убьём». Выходит отчаянный пограничник, завязывается схватка. Почти все враги побеждены, только двое самураев пускаются наутёк. Начинается сумасшедшая погоня по тайге, длящаяся восемь трудодней. Один неприятель успевает скрыться, но второй попадается в руки герою.

Дальнейшее действие фильма, не демонстрируя ничего особенно сверхъестественного, будет поражать воображение.

Оно будет разворачиваться на живописном фоне глухой, цивилизацией почти не тронутой, тайги. Музыкальный фон - работы Кабалевского. Здесь то зазвучит привычное хоровое пение пограничников, то вдруг ворвётся японский мотив, отчасти решённый почему-то в джазовом ключе, а то и вообще оркестр начнёт подражать шуму авиамотора. Столь же странен сценарий. Герои то молчат, то вдруг разражаются монологами, то переходят на гекзаметрические стихи.

Между тем, в фильме с неподдельным трагизмом освещена тема классовой борьбы. Например, главный герой по прозвищу Тигриная Смерть расстреливает предателя Худякова со словами: «Убиваю врага трудового народа и моего друга».

Ну и, конечно, совершенно ошеломляет финал. Довженко даёт кадры летящих самолётов (сняты с чрезвычайной экспрессией) и парашютистов. Заметьте, парашютисты спрыгивают не из люка, а прямо с крыльев аэропланов. И это не просто демонстрация военной мощи. Это - подлинный гимн человеческой смелости. Ради этого разворачивалась на экране причудливая история, ради этого стоило сражаться.

«Аэроград» - странное кино, до сих пор производящее впечатление своей дерзостью, своей непохожестью ни на один другой фильм мирового кинематографа.

А снято в далёком 1935-м году.

Попрошу этот факт занести в протокол.

Krimbley

Город-сказка, город-мечта

Александр Довженко, этот «поэт экрана», «Гомер XX века», мастер романтической экспрессии, в 1930-е гг., как и другие советские киноавангардисты, был вынужден усилить в своих работах пропагитационное начало. Путь Довженко в этом направлении, как и у Эйзенштейна, как и у Пудовкина, как и у ФЭКСов, был особенным. Посмотрите его «Аэроград» 1935 года, и убедитесь. Я вот уже какой день теряюсь в догадках - как этот фильм воспринимать-то? На первый взгляд, вроде бы, агитка, только сильная, мощная, фанатичная. А если приглядеться, да призадуматься - чудо получается не только то, что картина была создана и вышла на экраны, но и то, что Довженко после этого фильма жив остался, да ещё и снимать продолжал. В общем, как мне показалось, от яростной пропаганды до горькой критики здесь один лишь шаг.

Сюжет в точности по канонам своего времени. «На берегу великого океана» начинается строительство города Аэрограда: советская власть укрепляет свои рубежи. Вслед за этим в таёжных лесах Дальнего Востока ожесточается борьба между сторонниками большевиков, представленными партизанами, колхозниками, охотниками, лётчиками, и их противниками, в лице диверсантов, кулаков, бандитов, староверов. Остроту конфликту придаёт то, что в стане последних оказывается «изменник РОДИНЫ», закадычный друг главного героя. Кто выйдет победителем из этого противостояния - догадаться не трудно. Трудно понять, какой на самом деле смысл вкладывал Довженко в свою работу. Двойное смысловое дно по ходу фильма встречается тут и там, каноны и догмы оборачиваются своей изнанкой.

Смущает уже само название фильма, оно же - имя планируемого города. Аэроград, иначе говоря, «небесный город», оказывается утопией, «местом, которого нет». О нём говорят и даже песни слагают. Его видят во снах и в мечтах, и чукчи, преодолевая по «восемьдесят солнц», даже направляются туда на учёбу. Но города нет, он не существует, его только собираются построить. Сделают ли это, или нет - неизвестно, так как своеобразным и страшным оказывается фундамент. Город и мечта буквальным образом строятся на горе и насилии, причудливым образом переплетающимися с радостью и энтузиазмом.

Вот в высоком, бескрайнем небе парит самолёт. Угрожающе гудит его мотор, а песня лётчика звучит одиноко и тревожно. Вот мы видим необъятную тайгу, прекрасную и пугающую. Из Маньчжоу-Го, через Амурскую границу с динамитом идут «чужие люди». После изумительного титра «Внимание! Сейчас мы их убьём», диверсантов, словно в тире, расстреливает старый, но бодрый советский партизан, Степан Глушак. Один из уцелевших тщетно пытается спастись бегством, длящимся аж «восемь трудодней». Загнанный в угол, жалкий, этот диверсант-японец с отчаянной злобой распространяется в своей предсмертной речи о ненависти к «коллективному труду», требует отдать ему золото, «зверь», хлеб, и другие, статистически подсчитанные богатства Дальнего Востока. Очередное убийство флегматичный партизан совершает со словами: «Спокойно, стреляю!» Он вообще любит сообщать о своих намерениях, в том числе и прямо в лицо зрителям. Так, перед тем, как выломать дверь в сторожке, где могут скрываться диверсанты, партизан невозмутимо сообщает нам: «Сейчас войдём и убьём». И это только краешек наглядной иллюстрации «усиления классовой борьбы» и готовности большевиков эту борьбу всячески подогревать и ожесточать. Апофеозом же противоборства станет расстрел Глушаком своего друга. Предатель умрёт совершенно не так как японский диверсант, а с достоинством, попрощавшись со своим лесом, на устах со словом «мама». Глушак взгрустнёт на минутку, да дальше пойдёт.

Проводил ли таким образом Довженко идею о том, что «враг» может быть повсюду, и искать его надо, в первую очередь, в близких, в родственниках, в друзьях? Честно говоря, сомнительно. Но может режиссёр хотел сказать о подлинном трагизме братоубийственной борьбы? Такое говорить, разумеется, надо было осторожно. Вот Довженко и избрал самый экстравагантный, но, надо полагать, единственно возможный метод - он пошёл от обратного. Он довёл фанатизм персонажей до исступления, до абсурда. По форме получилось всё вроде бы идеологически верно, да только так верно, что страшно. Вышла обманка в обманке, то есть Довженко подделал тоталитарный миф, подделывавший действительность. Происходящий абсурд режиссёр ловко подчёркнул разнообразными странностями поведения героев: то они театрально обращаются с монологом прямо к зрителю, то начинают читать стихи, то грянут что-нибудь хором.

Самые же ужасающие кадры мы видим в конце картины. Под героическую музыку с неба спускается массовый парашютный десант. Выглядит красиво, впечатляюще. Одна лишь деталь смущает. Среди сотен парашютистов можно разглядеть несколько несчастных, падающих «свечкой», запутавшихся в стропах или зависших за самолётом. Остатётся лишь гадать, намеренно ли Довженко вставил в фильм именно те кадры, на которых видны эти трагедии. Ещё страшнее оттого, что эти маленькие, едва заметные эпизоды никоим образом не подрывают всеобщего ликования. Залихватские песни, торжественные речи, бурные овации продолжатся, как продолжится строительство «небывалого города» Аэрограда, как продолжится насилие, идеологически закреплённое финальным призывом бить врага «в глаз, бить его в сердце».

10 из 10

кино умерло